Случай Николая
Николай пришел на психотерапию в середине января. Ему посоветовал обратиться ко мне друг, который был у меня на консультации. Причина обращения была весьма деликатной, о ней и поныне не знает никто, кроме меня и самого Николая. У этого молодого 35-летнего мужчины никогда еще не было интимных отношений с женщиной, зато был страх, что не возникнет эрекции, когда сложится соответствующая ситуация. В психотерапии это называется страхом ожидания неудачи (вследствие чего и возникает психогенная импотенция). Страх может проявиться во многих сферах нашей жизни: мы боимся провалиться на экзамене, боимся, что не сможем удачно выступить на конференции, боимся покраснеть, вспотеть, упасть в обморок… Много разных страхов ожидания сопровождают нас по жизни. У моего клиента этот страх обосновался в сфере его интимной жизни, которой у него за всю его 35-летнюю жизнь еще не было. Да и девушки у него никогда не было. Не было влюбленностей, романов, отношений, встреч под луной, цветов, ухаживаний. А что же было? Были детство с бабушкой и мамой (родители развелись через три года после его рождения), нервные тики, неуклюжесть, полноватость, над которой смеялись сверстники, опекающая матушка, которая вечно таскала его по врачам, пичкала таблетками, кутала, определила в психо-неврологический диспансер, усиленно лечила от всего, от чего возможно лечить. Мальчику внушали, что он болен, что он не такой, как все, что ему надо беречься, не бегать, не прыгать, а пить вовремя таблетки и ездить в санатории. Николай рос слабым, неспортивным, его часто обижали одноклассники, дразнили девчонки. Он чувствовал себя изгоем в школе и в техникуме. Затем Николай поступил в институт. К этому времени он стал уже взрослым, нормально учился. Тики прошли, он вытянулся и похудел, то есть стал таким, как все, перестал выделяться. Матушка продолжала опекать повзрослевшего сына, вмешиваться во все нюансы его жизни. Она же нашла ему девушку, с которой у юноши была попытка завязать отношения и вступить в интимную связь — единственная неудачная попытка, повлекшая за собой столь болезненные по переживаниям последствия. С тех пор у молодого человека не было никаких отношений, встреч, знакомств личного характера с девушками. Что еще было? На тот момент, когда он появился в моем кабинете, был неудачный опыт посещения интимного салона. Насмотревшись «убедительных» порнокассет, Николай отправился профессионально лишаться девственности. Чего с ним, однако, не произошло, потому что эрекция опять не наступила. Никакие ухищрения жриц любви не смогли привести его орган в рабочее состояние. Николай пал духом, убедившись, что давняя неудача не случайна. Он болен, пора обращаться к специалистам. Николай посетил уролога, сдал всевозможные анализы. С точки зрения физиологических показателей все было в пределах нормы. Уролог порекомендовал молодому человеку коллегу-психолога. По рассказам Николая, это была весьма своеобразная психотерапия. Содержание сексуальных фантазий моего пациента во время мастурбаций состояло в том, что он представлял сцены порки красивых девушек. Это его возбуждало, но и пугало, наводя на мысли, что он ненормальный, маньяк и так далее. Так вот, психотерапевт, к которому ходил Николай, использовал неведомый мне шоковый метод психотерапии — он поделился с пациентом своими сексуальными фантазиями, на фоне которых воображаемые истории моего пациента казались невинными картинками из детской книжки. Я не буду описывать их содержание, дабы случайно заглянувшие сюда сексуальные девианты не пополнили свой арсенал новыми идеями. Суть в том, что Николаю это отнюдь не принесло облегчения: страх остался там же, фантазии—те же, отношение к ним — то же. А еще в жизни Николая были сайты знакомств, где он безуспешно знакомился с девушками, встречался с каждой по разу без попыток продолжить знакомство. И все. Вот с этим он и пришел на прием. Это был высокий, достаточно стройный молодой человек, симпатичный, моложавый. На вид — лет 28 от силы. Старался держаться уверенно, даже нагловато, а в глазах растерянность и страх. О причине своего обращения рассказывал как бы между прочим, словно забежал между деловыми встречами на прием. Чувствовались недоверчивость, агрессивность и… растерянность. Он очень старался выглядеть самоуверенным, успешным и наглым. А ощущался потерянным и отчаявшимся. Николай рассказал, что многого добился в жизни — у него хорошая работа, где его ценят как хорошего менеджера, он недавно купил квартиру, помогает родителям. «Все есть… и нет ничего, хоч
ется семьи, детей, близкого человека». И всему этому мешает его «проблема». Когда Николай говорил об этом, с него сразу слетали апломб и напускная уверенность, и передо мной сидел несчастный отчаявшийся мальчишка, растерявшийся перед «взрослым» вопросом. Чувствовалась огромная боль, скрытая в душе этого человека, которую он не мог никому доверить. «Помогите, — сказал он напоследок. — Вы — моя последняя надежда». Мы договорились о работе, я рассказала ему о страхах, о том, как они возникают, нарисовала ему круг страха, объяснила, как мы попадаем в этот замкнутый круг и как его можно разомкнуть. Я предложила ему сделать основной темой наших встреч проблему установления отношений с девушками, сказав, что, научившись делать это, он сможет решить и свою главную проблему — проблему интимных контактов. А пока у него нет девушки, мы будем работать над теми структурами его личности, которые привели к возможности возникновения страха. Так я объяснила Николаю задачи нашей работы. А для себя как терапевт я понимала, что предстоит большая работа — ему нужно было вырасти, по-настоящему стать взрослым, не играть в мужчину, а быть им. Тогда и функции взрослого мужчины будут выполняться сами собой. Первое время каждая наша встреча начиналась с демонстрации уверенности, агрессии с его стороны, затем он становился грустным, неуверенным, отчаявшимся, просящим о помощи. Лодка нашей психотерапии несколько месяцев качалась на волнах его настроения: от агрессии к слезам, от недоверия и обесценивания меня как терапевта к доверию и желанию прислушиваться к моему мнению. На протяжении первых трех месяцев терапии наши встречи нередко начинались фразами вроде: «Ничего не происходит», «Опять будет эта болтовня», «Придумайте какое-нибудь лекарство, выпишите таблетки», «Сколько я так буду ходить, это бесполезно»… Через какое-то время Николай стал начинать встречи по-другому: он уже не требовал скорейшего результата, а делился тем позитивным, что происходило в его жизни, в его состоянии, рассказывал о своих размышлениях и «догадках». Все чаще в конце наших встреч он говорил: «Ну вот, поговорил с вами — и легче стало», или: «После встречи с вами кажется, что все у меня хорошо». Мы учились строить отношения, ведь психотерапевтическое общение — это тоже разновидность отношений. Успехи Николая в умении формировать отношения и быть в них проявлялись и в наших встречах. Что я как психотерапевт чувствовала в связи с этим пациентом? Мне было непросто. Его страдание вызывало огромное сочувствие, его манера все обесценивать вынуждала постоянно это обесценивание замечать и обсуждать с ним. Он легко обесценивал всех и вся: себя, меня, нашу терапию, своих коллег, знакомых девушек. Даже одобряя что-то, Николай умудрялся сказать это так, что звучали его слова совсем непривлекательно. Мне приходилось отстаивать себя, нашу работу, его самого, его маленькие шажки вперед в нашей работе и в жизни. Однажды после очередной встречи, когда мы углубились в его биографию, пытаясь понять истоки его страхов и фантазий, и пришли к определенным осознаваниям, потрясшим его своей очевидностью и значимостью для настоящего, Николай, уходя, уже в дверях произнес: «Эх, купил бы я вас с вашими мозгами!» И ушел. На следующей встрече мне пришлось начинать с этого. Я сказала, что мне его фраза была не очень приятна, появилось чувство, что меня используют, хотя такое отношение и маскировалось под что-то лестно-соблазняющее. Подобные замечания Николай отпускал неоднократно. Так что мне приходилось заниматься собой, своей самоценностью, теми чувствами, которые возникают у меня в ответ на его провокации, размышлять над источником этих чувств. Научить пациента ценить себя невозможно, если я не умею этого делать сама. Когда я обращала внимание на подобные его высказывания в отношении других людей или в отношении меня, он сразу начинал извиняться, говоря, что это его профессиональный сленг, что он привык к товарно-денежным отношениям… и так далее. Да, это действительно было так. Николай был буквально напичкан фразами, усвоенными им в ходе многочисленных тренингов, которые он посещал по указанию начальства. Мы «продирались» сквозь его привычку ставить клеймо и вешать ярлыки. Частенько возникало ощущение, что передо мной сидит робот, который говорит правильные выученные фразы, маскирующие его личность и поведение. Но я по-прежнему видела за этим и растерянного, напуганного мальчишку, который не знает, что ему делать. Это было полем для работы. Мы обсуждали истинные отношения и кри
