Мутировавшее зерно. Инфантильные дети
Я очень плохо работаю с инфантильными детьми, можно сказать, отвратительно работаю, потому что просто сильно их не люблю. И когда поняла это, стала отказываться от терапии с ними, переводить их кому-нибудь другому.
Когда я стала думать, что же это за явление такое, то поняла, что инфантилизм для меня – это зерно, не выросшее в индивидуальность. Это похороненный потенциал, но не мертвый, а потенциал, живущий теперь своей особенной жизнью, изменившийся, мутировавший, что ли. Откуда берется это в детях, в которых природой заложен механизм непременного пророста зерна?
Есть две крайности в проявлении родительской любви: любовь к своей родительской роли и любовь к своему ребенку. Любовь к своей родительской роли подразумевает активную позицию родителя и пассивную позицию ребенка («пассивный голос», passive voice, есть такая конструкция в английском языке). Родителям таких детей, как правило, известно все: что нужно ребенку, чего он хочет, что ему вредно и что полезно, кто из него должен вырасти и как его надо воспитывать (наивно полагая, что воспитание – это только направленное воздействие).
Любовь не к роли, а к своему ребенку «слепа» в том смысле, что она мало знает за него: за его желания, возможности, за его ошибки. Она позволяет ему ошибаться, находить свою дорогу, исследовать этот мир, рискуя получить от жизни все. Эта не слишком активная позиция родителей требует немалого мужества и подлинной любви к человеку, которому они дали жизнь.
Есть такая фраза, довольно расхожая в России: «Она родила его для себя». И хотя потом в ней говорится: «родить, чтобы отдать всю любовь, всю нежность», зачастую в ней слышится: «чтобы не быть одной, чтобы был кто-то, кто любил бы меня». И если получается, что родившийся ребенок – это залог ее, матери, неодиночества, гарантия присутствия любви в ее жизни, тогда ребенок становится огромной ценностью, обуславливающей ее бытие.
Эту ценность она начинает очень беречь, ограждать от всех потенциальных неприятностей, исполнять любые желания, а еще лучше – упреждать их заранее и тут же удовлетворять. Что же происходит тогда с нашим зерном? О, ему очень хорошо! Все есть, все, что захочешь – сразу получишь. Есть ли смысл с этим расставаться, есть ли смысл расти? Никакого! Все, что делает зерно – только усовершенствует свои способности по организации исполнения собственных желаний.
А ей нужно ли, чтобы зерно всходило? Как будто бы да, но это чревато его потерей. Когда ребенок становится самостоятельным, он уходит. Уж лучше держать его в зависимости от своей заботы, уж лучше бы зерно все-таки не всходило как можно дольше…
Она родила его поздно. Что там было с мужем, я не помню, то ли его никогда не было, то ли давно развелись. Но почти с самого Его рождения они вдвоем, вместе. Ему уже больше пяти, а выглядит Он максимум на три.
Без нее не желает заходить в кабинет. Я разрешаю, это явление частое на первых встречах. Разговаривает «кашей» из звуков, так что я не могу понять вообще ничего, и нам требуется Его мама как переводчик. «Только я могу понять, что он говорит», – заявляет она почему-то с большой гордостью.
Я предлагаю Ему поиграть, чтобы познакомиться и заодно выяснить все-таки уровень Его развития. Он оттопыривает губу и не двигается с места. Я устраиваю целое шоу, чтобы хоть как-то вовлечь Его в игру, и Он постепенно вовлекается с видом «Его Величества, делающего мне, слегка озабоченной и тронутой, большое одолжение». На какой-то миг, очень короткий, но светлый, Он делается обычным ребенком, веселым и непосредственным, когда машинка укатывается далеко под стол и я предлагаю соревнование, кто быстрее ее оттуда достанет. Он спрыгивает со стула, и мы с возней и смехом начинаем выуживать непослушную машинку из-за батареи. В это время что-то происходит, и когда я выныриваю из-под стола, я вижу, что Его держит на руках возмущенная мама: «Как вы можете заставлять ребенка ковыряться в такой пыли? У него же будет аллергия!» (О, как же я не люблю, когда мамы присутствуют в моем кабинете!) У Него быстро меняется выражение лица от счастливого к недоуменному и далее к выражению «Его Величества».
На следующее занятие я предлагаю маме остаться в коридоре, она недовольно соглашается, Он смотрит на нее мимоходом, берет за руку и молча заводит в кабинет. Ладно, вместе так вместе. Спрашиваю, посещает ли Он логопеда. Только записались.
Постепенно я начинаю привыкать к Его немыслимому языку, но понимаю далеко не все. Когда говорю, что не понимаю, Он обижается, мама тут же «переводит». Я делаю предположение, что Ему настолько удобен свой язык, особенно тем, что мама Его всегда понимает, что вряд ли Он захочет переучиваться на наш, человеческий.
Выясняется, что, несмотря на свой шестой год, Он не знает простейшие цвета и считает только до двух, также неважно у Него и со знанием окружающего мира. Когда я обращаю мамино внимание на этот факт, даже не называя это задержкой психического развития (хотя это именно оно), мама возмущается и говорит, что цвета они пробовали учить, но Ему было не интересно, поэтому они перестали, не заставлять же ребенка!
Я пытаюсь объяснить особенности развития детской психики, почему то или другое должно развиваться в определенное время, и что происходит, если не развивается. Я рассказываю, как можно многому научиться просто играя. Мама возмущается отсутствием у меня индивидуального подхода и желанием всех грести под одну гребенку.
Я вообще перестаю понимать, зачем я им. Меня не слушают, меня не слышат. Они оба начинают вызывать у меня приступы то тоски, то раздражения. Мы как будто ведем войну по разные стороны баррикад. Я предлагаю им перейти к другому психологу, здесь я оказываюсь бессильна. Это был единственный ребенок из более чем пятисот детей с самыми разными, в том числе умственными, нарушениями, который вызывал у меня так мало любви и так много раздражения.
Почему мне так трудно работать с инфантильностью? Потому что на самом деле, как правило, она устраивает их обоих, им так хорошо и уютно в ней. Он – маленький домашний король, а мама – его добровольная слуга, которая тем не менее вполне контролирует и своего короля, и жизнь в своем королевстве. И эта жизнь, как мне кажется, совсем не предусматривает вмешательства внешнего мира, роста и перемен.
Автор — Млодик Ирина
Глава из книги Приобщение к чуду публикуется с согласия журнала Генезис
