Арт-терапия
Под арт-терапией как методом обычно подразумевается использование искусства в психотерапевтических целях. Мне не приходилось использовать весь спектр возможностей искусства, я употребляла главным образом рисунок для воссоздания чего-то важного из нашего настоящего, чего-то, что, воплотившись в образе, становилось реальным и актуально существующим.
Рисунок позволял встретиться со своей злостью, страхом, тревогой, астмой, аллергией и т.д.– со всем тем, что присутствует в нас сильно, как мощный аккорд, или только зарождается из смутного предчувствия. Рисунок давал этому жизнь, клиент наделял его голосом, чувствами, желаниями. И то взаимодействие, что рождалось в процессе оживления и диалога, могло принести много открытий и, что очень важно, изменений.
Многие дети и взрослые отказываются рисовать поначалу на том основании, что они «не умеют». «Это невозможно, чтобы вы не умели», – говорю я им. Если наша мелкая моторика развита настолько, чтобы писать, то уж рисовать – тем более. Наша рука способна изобразить все, что вы ей прикажете. Важно лишь увидеть, что именно вы хотите изобразить. Нас учили «видеть» на уроках рисования, чтобы рисовать правильно. Но «правильное» рисование – это как раз то, что нам в арт-терапии совершенно не нужно, наоборот, будет очень мешать. Я всегда говорю детям и взрослым, что рисую как умственно отсталый трехлетний ребенок, поэтому им будет очень трудно нарисовать что-то «хуже», чем я. И это правда, у меня совершенно отсутствуют навыки правильного рисования.
В нашем рисунке, наоборот, важно индивидуальное, особенное видение, выраженная частичка внутреннего мира. И мне кажется, это особый подарок для меня и для клиента – его увидеть. Поэтому рисунок в арт-терапии – это хороший способ для того, чтобы соприкоснуться с чем-то важным, интимным, внутренним.
Для взрослых рисунок позволяет переключиться от постоянного размышления, взвешивания, обдумывания – всего того, что их часто заводит в тупик, не позволяя открыть для себя что-то новое и важное, – и взглянуть на свой тупик совсем из другой части себя.
Она была моей взрослой клиенткой, по сути, моей ровесницей с удивительной судьбой, с историей любви, сколь поразительной, столь и обыкновенной. Она пришла решить вопрос о разводе. Очень напряженная, взвинченная, измученная неспособностью принять решение, робко улыбающаяся, даже смеющаяся сквозь слезы, Она тем не менее была точно готова что-то сделать со своей жизнью, что несказанно меня радовало и воодушевляло.
Она много мне рассказывала разного о муже, об их непростой жизни, о своих смешанных чувствах к нему: ненависти, унижении, которое Она часто испытывала рядом с ним, радости, нежности, жалости, горечи, страхе. Для меня быстро стало очевидным, что им нужно разводиться. В их браке, судя по Ее рассказам, уже давно не было чего-то очень важного (да и было ли?), ради чего стоило бы жить вместе, кроме двух уже не очень маленьких детей. Но моя очевидность необходимости развода Ей никак бы не пригодилась, так же, как и советы всех тех, кто уговаривал Ее сделать это. Ей было важно найти собственную очевидность. Ее душа рвалась к любви: подлинной и зрелой, Ее страх перед переменами и потенциальным одиночеством останавливал, удерживая в отношениях, переставших Ее удовлетворять.
Она постоянно взвешивала, пытаясь оценить риск, предвидеть свою жизнь, если Она примет то или иное решение. И мы обе быстро устали от этого, потому что нас это никуда не приводило.
Я положила перед Ней два листочка, дала краски.
– Вот на этом нарисуй свою жизнь, свои ощущения и чувства, если ты остаешься в браке с ним, а на этом – если ты разводишься.
После моего явного нажима и объяснения важности Ее «неправильного» рисунка, связанного с Ее отказом рисовать на том основании, что Она не умеет, Она приступила к работе. И очень быстро на бумаге стал проявляться ответ. В первом рисунке было ужасно много коричневого: много скуки, как Она потом рассказала мне, много тоски, депрессии, унижения, быта, безрадостного и загоняющего Ее в угол. Во втором – много голубого: свободы, воздуха, движения, легкости, света, силы и немного тревоги от неопределенности.
– Боже, это ж так понятно, так очевидно для меня теперь!— говорила Она со слезами на глазах. – Я так не хочу туда, – кивнула Она на коричневый листочек.
Она приняла важное для себя решение, но Ей предстояла еще большая работа по обретению подлинной себя, такой затерянной в недрах непонятных отношений, а в чем-то даже не обнаруженной самой в себе. И мы много рисовали еще потом и про одиночество, и про страх, и про Ее женскую привлекательность. И у меня была чудесная возможность так много узнать о Ней, очень смелой и удивительной необыкновенной женщине, расставшейся с мужем и прошлой жизнью после окончания нашей терапии.
Арт-терапия – уникальный метод, который позволяет соприкоснуться с чем-то важным внутри нас, чему обычно мы не даем ни облика, ни голоса, но оно не только живо в нас, но и сильно влияет на наши выборы, желания, на качество нашей жизни.
Дети, как правило, рисуют охотно. Совсем маленькие дети или те, кому посчастливилось не подвергнуться педагогическим воздействиям в плане рисования, совсем не в курсе про «правильность», и они самовыражаются на листе с легкостью и удовольствием, как правило, редко присущими взрослым. Иногда мы рисуем вместе. Это, кстати, хороший способ войти в контакт – предложить нарисовать один рисунок на двоих. Тогда, кроме того, что вы наверняка получите удовольствие от конечного результата, – у вас точно получится необыкновенный рисунок. В процессе, который меня обычно тоже весьма захватывает, можно многое узнать про то, как ребенок ощущает свои границы, насколько уверенно он себя чувствует, как он ощущает свое право на самовыражение и бытие. И это хороший «повод» для разговора, моего удивления, его осознавания.
В арт-терапии может быть больше директивности, чем в вышеописанной игровой терапии, когда я задаю тему рисунка, что-то важное, определяемое и выделяемое мной. Может быть меньше директивности, когда я просто прошу нарисовать все, что захочется ребенку. И та и другая степень моего воздействия на выбор ребенка важна в детской психотерапии, поскольку, как мне кажется, расширяет ее возможности, делает ее объемной и способной к созданию особого психотерапевтического пространства и языка для каждого большого и маленького клиента.
Автор — Млодик Ирина
Глава из книги Приобщение к чуду публикуется с согласия журнала Генезис
Не согласна с мнением что «счастливцы, кто не подвергался педагогическим воздействиям в плане рисования» самовыражаются с лёгкостью и удовольствием. Могу говорить об этом имея реальный опыт. Я собрал более 100 рисунков «ДОМ ДЕРЕВО ЧЕЛОВЕК» для сравнительного анализа у детей «счастливцев» из детского приюта и «не счастливцев» из детской художественной школы. Так вот, те кому «не посчастливилось» так же с удовольствием самовыражались, а вернее делали это с большим удовольствием. Любовь к рисованию, умение и некоторые навыки полученные от преподавателя не являются помехой творческого самовыражения ребенка.